Как известно, у Сталина было несколько переводчиков, для каждого языка — свой специалист. Переводчиком с немецкого и на немецкий был Бережков, переводчиком с английским языком — был Павлов. Бережков стал работать в МИДе еще до войны, участвовал в переговорах с Гитлером и Риббентропом, «удостоился» особого внимания Гитлера, который с трудом поверил, что Бережков русский, и, по видимому, так и остался убежденным, что перед ним — немец, столь тонко чувствовал этот переводчик иностранный язык.
Как то случайно, Сталин узнал, хотя Бережков об этом прежде не упоминал, что тот знает помимо немецкого и английский язык. Однако никакого влияния этот факт в положение Бережкова не внес, и казалось, вообще, не был принят Сталиным во внимание, ибо Бережков был твердо закреплен, как переводчик № 1 по немецкому языку, и, даже если бы он и знал другой язык, то трудно было бы предположить, что он знал его лучше немецкого, ибо то был язык его детства.
И вот, как то спустя два или три года, всего за 5 10 минут до начала ответственных переговоров с американцами Сталину сообщают, что Павлов не сможет присутствовать, так как неожиданно заболел.
Американцы, уже прибывшие в Кремль, узнав об этом — заволновались: будут отложены или сорваны переговоры? Советник посольства США в Москве Чарльз Болен, с тревогой спрашивает у Сталина:
— Что же делать?
Но Сталин невозмутим. Он единственный из всех присутствующих, кто совершенно спокойно воспринимает сложившуюся ситуацию.
— Что делать? — Будем работать, — невозмутимо заявляет он.
— Но кто же будет переводить? — нервно спрашивает Ч. Болен.
— Переводить будет Бережков. Вызовите его.
— Но Бережков же немецкий переводчик, а не английский, — не унимается Ч. Болен..
— Это не имеет значения, — заявляет Сталин.
С американцами — шок!
— Как так не имеет значения?
— Я ему прикажу и Бережков будет переводить с английского, — спокойно объясняет Сталин.
Действительно, явившийся тотчас Бережков отвечает на приказание Сталина — «есть!», блестяще проводит свою работу, а американцы, находящиеся в состоянии легкого обалдения во все время переговоров, следят не столько за их ходом, сколько не устают поражаться гладкому английскому Бережкова, и почти (а может быть и на все 100%) верят, что «Сталин может приказать все, что угодно, и это непременно будет исполнено».
В. Похлебкин, «Великий псевдоним»